“Пользуясь своим высоким происхождением, она держалась вызывающе и неприступно. Любовников у неё не было, но не было и целомудрия. Её ограждала собственная гордость. Мужчина? Что вы! Она могла бы снизойти только до божества или чудовища. Если же истинная добродетель заключена в неприступности, то она абсолютный её идеал, пусть, отнюдь, и не воплощение невинной безгрешности. Надменность, — то, что удерживало её от безрассудных любовных приключений. А красота её, — скорее подавляла, нежели чем очаровывала. Ибо она безжалостно ступала по сердцам(!) Казалось, если бы она вдруг почувствовала, что в груди у неё теплится душа, то удивилась бы этому не меньше, чем если лицезрела у себя за спиной крылья.. Слабая струна женщины — жалость, так легко переходящая в любовь, была ей неведома. Не потому, что она была бесчувственна: ошибочно сравнивать тело с мрамором, как это делали древние. Ибо красивое женское тело должно трепетать, содрогаться, покрываться нежным румянцем, истекать кровью, быть упругим, но не твёрдым, белым, но не холодным, должно испытывать наслаждение и боль; оно должно жить, мрамор же — мёртв. Прекрасное тело почти имеет право быть обнажённым; его ослепительность заменяет ему одежды. Пред тем, кто сумел бы разглядеть сквозь шёлковый лоскут ткани, — тело, с излучающим им сиянием; она бы не смутясь, предстала нагой, будь тот сатиром или евнухом. Все оттого, что в ней жила уверенность, присущая единицам. Она с удовольствием создала бы из своей красоты пытку для нового Тантала. Её бы нарекли верховной богиней; а Юпитер бы избрал своей личной Нереидой. Какое-то двойственное обаяние исходило от этого существа. Всякий, кто любовался ею, чувствовал, будто становится язычником и слепо ей раболепствует. Она была дитя прелюбодеяния и казалась нимфой, вышедшей из пены морской. И пусть ни одна страсть не коснулась её, но мысленно она испытала всё(!) Возможность осуществить свои порочные мечты отталкивала её и вместе с тем привлекала. Если бы она заколола себя кинжалом, то сделала бы это как Лукреция, — уже после падения. Но будучи при том, чистейшей и одновременно самой порочной из властительниц..“